– Ребенок уже шевелится, – сообщила она Вильгельму, пока они шли к залу. – Рукой ты пока этого не почувствуешь, но я ощущаю, как он шевелится.
– Он? – спросил Вильгельм с улыбкой.
Изабель спокойно и уверенно кивнула.
– Это будет сын, – заявила она.
Подходя к замку, Вильгельм внимательно осмотрел его. Деревянная лестница вела к украшенному входу. Слева располагалось караульное помещение и вход в подземелье. Замок строил нормандский военачальник Вильгельм Фицосберн сразу же после нормандского завоевания. Хотя потом его укрепляли, Вильгельм подумал, что можно сделать кое-что еще. Большой зал представлял собой огромный прямоугольник над погребом. В огромном центральном очаге горел огонь. В стенах были выбиты полукруглые ниши, где стояли скамьи. На белых, покрытых штукатуркой стенах висели знамена и драпировка, а также разнообразные крашеные щиты, то круглые, то изогнутые треугольные, английские и нормандские. В дальнем конце зала внутренняя лестница вела в личные покои под крышей. Изабель повела Вильгельма туда.
Верхнее помещение едва ли можно было назвать светелкой, хотя там пара бойниц, выходящих на реку. Помещение разделялось на две комнаты тяжелой шерстяной занавеской. Первая предназначалась для слуг, а вторая, дальняя, – для хозяина и хозяйки. Там они могли насладиться уединением. В комнате было уютно благодаря нескольким угольным жаровням. Здесь стояла большая кровать. Внизу лежала солома, а поверх нее два толстых пуховых матраса. Рядом с кроватью – большой крашеный сундук Изабель и второй, еще больше, – для вещей Вильгельма. В углу оказалась колыбель из отполированного вишневого дерева. Вильгельм подошел к ней и попытался представить в ней младенца. У него тут же все сжалось внутри от нетерпения и страха. Он не хотел показывать страх Изабель, а поэтому принялся снимать плащ. Его оруженосцы последовали за ними наверх с багажом. Служанки Изабель ждали, стоя в стороне и не привлекая к себе внимания. Вильгельм отпустил всех. Позже он как следует осмотрит Стригил и займется неотложными делами. Он найдет время для других, но сейчас он решил немого пожить для себя.
Вильгельм опустил руку на мягко округлившийся живот Изабель и поцеловал ее в шею под распущенными светлыми волосами. Ее пульс бился в одном ритме с его сердцем, ее дыхание было учащенным, как и у него. Они медленно отходили от удовольствия узнавания тел друг друга. Вильгельм тихо рассмеялся.
– Я много лет жил без женщины в моей постели, – сказал он ей. – Но сейчас я провел два месяца без тебя и чувствую себя словно зеленый юнец с первой женщиной.
– Ты и раньше это говорил, в Стоуке, – хрипло произнесла Изабель.
– Это правда. Это все благодаря тебе.
– Ты не показался мне зеленым юнцом.
– Но слишком торопливым…
– Не для меня. Я ведь тоже жила без тебя два месяца. – Она погладила его лицо. – Нас ждет вся зимняя ночь, два пуховых матраса и теплые меха… Будет время, чтобы не торопиться, а пока можно и поспешить.
От ее слов и легкого прикосновения Вильгельм почувствовал слабость и тепло, обнял жену, прижал к себе и снова поцеловал. Изабель ответила с горячностью, но тут же отпрянула и рассмеялась, услышав, как у Вильгельма заурчало в животе. Звук напоминал далекий гром.
– Мне стыдно, что посчитала свои желания важнее потребностей голодного мужчины! – воскликнула она.
– Это зависит от того, по чему я больше проголодался, – перебил Вильгельм с ленивой улыбкой – Но теперь я бы не отказался от еды, тем более раз мне предстоит провести ночь в неге и удовольствиях. Кроме того, мне есть что тебе рассказать, и это проще сделать за едой, а не в постели.
Он протянул руку к подбитой мехом накидке, лежавшей наполовину на кровати, наполовину на полу, потом встал и отправился к низкому столику, где стояли еда и питье. Густой суп с луком-пореем и миндалем оставался горячим на небольшой жаровне с углем. Еще был свежеиспеченный пшеничный хлеб, очень мягкий. Может быть, в суровом и мрачном Стригиле и не придавали значения утонченности и изысканности, зато повар Изабель был выше всяких похвал. Вильгельм знал, что голоден, но не понимал, насколько, пока не принялся есть. Изабель присоединилась к нему, и если у Вильгельма раньше и были какие-то сомнения насчет ее здоровья, то теперь они развеялись: достаточно было посмотреть, как она поглощает пищу. Ее голод не уступал его собственному. Оставалось надеяться, что его известия не лишат жену аппетита.
Изабель разломила еще один кусок хлеба и обмакнула в быстро исчезающий суп.
– Итак, что ты должен мне такого сказать, что больше подходит к супу, чем к совокуплению?
Вильгельм фыркнул.
– Я не уверен, что это подходит к тому или другому. – Он откинулся. – Граф Эссекский мертв, пусть Господь упокоит его душу. – Он перекрестился. – Скончался от квартаны в Нормандии.
Изабель тоже перекрестилась, и ее лицо стало печальным. Ей было жаль человека, которого она знала и который ей нравился. Потом Изабель осознала последствия его смерти, и в ее глазах появилось отчаяние.
– Он должен был стать одним из старших юстициариев, – сказала она.
– Вместо него Ричард назначил Вильгельма Лонгчампа, – Маршал поморщился. – Выбор не стал неожиданностью, но, тем не менее, это удар. Единственное утешение – то, что есть четыре младших юстициария, назначенных присматривать за теми, у кого может появиться искушение злоупотребить властью в отсутствие Ричарда.
– В таком случае я надеюсь, что эти люди – наши союзники, – Изабель серьезно посмотрела на Вильгельма.