– Это самый большой подарок, который ты только могла мне сделать, – хрипло произнес он.
Она неуверенно рассмеялась.
– Лучше Стригила, Ленстера и Лонгевиля? – спросила она.
– Лучше, чем все они вместе взятые, – ответил он. – Ты не представляешь… – Он снова проглотил ком и взял себя в руки. – Как ты себя чувствуешь? Разве тебе не надо пока оставаться в кровати?
Он посмотрел на нее повнимательнее и увидел тени под глазами.
Изабель же взглянула с вызовом на одну из повитух, которая согласно кивала Вильгельму.
– У меня все болит, и я устала, – призналась Изабель. – Но менее высокопоставленные женщины вынуждены начинать работу на следующий день после родов. И если бы я еще на минуту задержалась в постели, то умерла бы со скуки.
Крики ребенка перешли в тихое воркование, и Вильгельм увидел, что сын собирается заснуть. Маленькая ручка все еще держалась за его огромный загорелый большой палец. Изабель нежно взяла ребенка у мужа, отнесла к колыбели и уложила на мягкую подстилку из овечьей шерсти. Он что-то сонно протестующее крикнул, но она принялась неторопливо раскачивать колыбель, как качается судно у причала на реке летом, и ребенок заснул.
Вильгельм наблюдал за происходящим, словно во сне.
– Я думаю, что постели взрослых тоже надо делать так, чтобы можно было раскачивать, – сказал он.
Пока он занимался женой и ребенком, служанки Изабель приготовили ванну. Приехали оруженосцы, и им тут же показали нового наследника их господина. Джек посмотрел на него равнодушно, а Жан разглядывал младенца со страхом и любопытством.
– Все в порядке, – сказал Вильгельм. – Я не стану винить вас, если вы не думаете, что он самое красивое существо, которое вы когда-либо видели, хотя моя жена вполне может так считать. Если вы станете хранить ему верность, я буду удовлетворен.
– Он такой маленький, – пораженно произнес Жан.
– Он достаточно большой, – заметила Изабель с показной суровостью. – И пусть ваш господин не стоит тут весь потный. Приготовлена ванна и еда.
Оруженосцы несколько робко отправились прислуживать Вильгельму. Они забрали у него меч и шпоры, а потом передали служанкам вещи, которые он снял с себя, – для стирки. Вильгельм взмахом руки отпустил молодых людей.
– Мы ехали очень быстро, – сказал он им. – Уберите мое оружие, а потом поешьте. Если захотите, помоетесь после меня.
Изабель уселась на скамью с подушками, которая стояла в ногах их кровати, и в задумчивости наблюдала за Вильгельмом. Он опустил голову под воду, чтобы вымыть волосы, но быстро вынырнул, чтобы взглянуть на нее. Это казалось смешным. При дворе ему удавалось скрывать свои чувства от кого угодно, даже от самых проницательных людей, и это получалось у него совершенно естественно, как дыхание. Но Изабель видела его насквозь.
– Ты вполне можешь мне рассказать про змеиное гнездо, в котором сидишь, – сказала она. – Я ведь все равно узнаю раньше или позже. Зачем мне лишний груз беспокойства о том, что ты не желаешь говорить?
Вильгельм потер глаза и со вздохом посмотрел на нее.
– Я надеюсь, у тебя приготовлена кормилица на случай, если у тебя свернется молоко от того, что я скажу.
Изабель приподняла бровь.
– Так плохо?
– В Англии были бунты против евреев…
На ее лице появились смятение и тревога.
– Я думала, что король Ричард положил этому конец после бойни во время его коронации.
Она содрогнулась при этом воспоминании. Лондонские евреи попытались сделать Ричарду подарок, но их неправильно поняли. Началась драка, а потом ужасающее восстание. Ричард пришел в ярость от действий толпы и издал суровые приказы о защите еврейских общин, поскольку они являлись жизненно важным источником богатств и доходов короны.
– Ричард тоже так думал, – с мрачным видом произнес Вильгельм, опустил руки на края ванны и взял кубок с вином, который ему наполнил Жан. – Но, как только мы отплыли из Англии, снова начались беспорядки. Вначале в Линне, затем в Норвиче, Стамфорде и Линкольне. – Он быстро осушил кубок. – Беспорядки в Линкольне быстро прекратились, потому что шериф и епископ знали, в чем дело, и взяли евреев под свою защиту в замке. Но в Йорке все получилось совсем по-другому.
Он бросил взгляд на оруженосцев, но они были заняты едой и разговорами со служанками Изабель.
– В Йорке? – Изабель нахмурилась, и тут до нее дошел смысл сказанных Вильгельмом слов. – Твой брат…
Она поднесла руку к губам. Вильгельм заговорил гораздо тише:
– … не мог остановить даже пьянку в харчевне, и уж тем более ему не удалось сдержать толпу, которая убила всех евреев, до последнего, в этом проклятом городе.
Глаза Изабель стали огромными.
– Нет! – тихо произнесла она, так и прикрывая рот ладонью. Вильгельм налил себе еще вина и выпил. Выражение лица у него было суровым.
– Как это случилось? – спросила Изабель.
– Тебе не нужно это знать.
– Расскажи мне! – потребовала она. – Я в состоянии это переварить.
– И я тоже, но мне не хочется говорить об этом здесь, в моем убежище, с женой и новорожденным сыном. Достаточно сказать, что толпа напала на евреев, которые спряталась в башне замка. Моего брата вызвали для прекращения беспорядков. – Вильгельм покачал головой, на лице появилось отвращение. – Но он ничего не смог сделать. Его собственные солдаты присоединились к толпе. Поняв, что помощи ждать неоткуда, евреи покончили с собой… Мужчины, женщины, дети, младенцы.
Изабель проглотила слюну, во рту возникло неприятное ощущение, живот крутило, стала подниматься тошнота. Даже если евреи и были неверными и грешниками, образ отчаявшейся матери, зажимающей своему ребенку нос и рот, чтобы он не мог дышать, или мужа, перерезающего горло жене, ужасал. Она заставила себя об этом не думать, встала и, пошатываясь, прошла к окну. Там она сделала несколько глубоких медленных вдохов, пока тошнота не прекратилась. Потом она почувствовала послеродовые схватки, и между ног потекла небольшая струйка крови. Ребенок в колыбели посапывал во сне, а у Изабель на глаза навернулись слезы.