Величайший рыцарь - Страница 25

– Нам надо было взять Деверо живым и потребовать за него выкуп, – ворчал Джеффри. – Мертвый, он опаснее для нас, чем живой. Он стал бы более ценным призом, с ним можно было бы поторговаться. А теперь у нас почти ничего нет: эта сука Алиенора сбежала, а сыновей с ней не было. Мы просто потеряли время.

Он в ярости бросил в костер сухую ветку, и искры взметнулись к небу.

– Я не стал бы называть сегодняшнюю вылазку потерей времени, раз Патрик Деверо мертв, – ответил Ги. – А охотились на нас и раньше, так что ничего не изменилось. Им придется выбрать преемника Деверо, перед тем как они займутся нами, а на это потребуется время. Кроме того, я же не знал, что это Деверо, – добавил он сердито, пытаясь оправдаться. – У него не было ни щита, ни доспехов. Я не мог его узнать.

– Тебе не пришло в голову, что человек, одетый в шелковую рубашку с вышивкой, может потянуть на хороший выкуп? – рявкнул Джеффри. – Ты, не подумав, воткнул копье в спину безоружного человека.

– Через мгновение он бы вооружился. Что мне еще было делать?

Джеффри нетерпеливо отмахнулся от брата и сел на поваленный ствол дерева, который служил братьям скамьей.

– Сожаления о сделанном еще никого не оживили, – цинично объявил Ги. – Я все равно считаю, что все к лучшему. Хорошо, что мы от него отделались. Он слишком долго был для нас сплошным наказанием.

Вильгельм с трудом повернулся, чтобы не видеть ни костра, ни поднимающихся от него искр, ни двух мужчин, обсуждающих совершенное убийство. Рана пульсировала. Он смотрел в темноту, в лес, и вспоминал хрипловатый голос Алиеноры и то, как они еще сегодня утром ехали рядом по освещенной солнцем дороге. Казалось, что с тех пор прошла целая жизнь. Она спрашивала его, долго ли он носит в сердце обиду. Тогда он легко ответил ей, но он еще не знал, что означает настоящая обида. А за жизнь, которую он прожил после этого, узнал прекрасно.

Глава 6

Братья де Лузиньян приближались к замку. Быстро спускались весенние сумерки. Вильгельм смотрел на белые стены и покрытые красной черепицей башни, ощущая одновременно облегчение и отчаяние. Он хотел отдохнуть от покачивания на лошади и седла, трущегося о его раненое бедро, но знал, что, вероятнее всего, его поместят в сыром подземелье. У него не было иллюзий: он умрет здесь среди врагов, и никто не узнает о его судьбе.

Убедив стражу, что они союзники, братья с войском под стук копыт проехали под аркой ворот и въехали на пыльный двор, заполненный деревянными домами и мастерскими. Ловец крыс наблюдал за ними со скамьи, поедая жареное мясо из чаши. Его последние жертвы были привязаны за хвосты к крутящемуся колесу, приделанному к шесту, который стоял рядом с ним. Грязный ребенок тыкал палкой в мертвых животных, и они раскачивались из стороны в сторону. Две женщины загоняли домашних птиц в курятники на ночь и сами суетились, как наседки. Когда солдаты спешивались, Вильгельм заметил стройную женщину с кожей оливкового цвета, наблюдавшую за их прибытием со смотровой галереи, которая опоясывала верхний этаж каменной стены. Платье женщины было необыкновенно яркого желтого цвета и словно светилось в сумерках. Она взглянула на Вильгельма с любопытством, потом отошла от ограждения и исчезла в комнате, находившейся за галереей.

Не считаясь с раной Вильгельма, рыцари грубо стащили его с вьючного животного и погнали в зал. Хозяин замка по имени Амалрик приветствовал гостей с улыбкой на губах, но смотрел настороженно. Вильгельм понял, что он или вассал, или кастеляну одного из братьев.

Братьев пригласили за стол, стоявший на возвышении в дальнем конце зала, и тут же подали вино. Вильгельма толкнули на солому в углу зала, рядом с дверью. Ему в нос тут же ударил запах мочи. Здесь явно мочились ночью, чтобы не выходить на улицу к навозной яме или искать уборную. Он отодвинулся от мерзко пахнущей соломы, но каждое движение доставляло сильную боль. На лбу выступил холодный пот. «Повязка» давно пропиталась кровью и испачкалась, и Вильгельм понимал, что ему угрожает смертельная опасность: он мог получить заражение крови. Здесь было не так ужасно, как в подземелье под башней, но не настолько лучше, чтобы это имело для него значение.

В зал вошли несколько женщин, среди них оказалась и та, которую он видел на смотровой галерее, все в том же желтом платье. Присущая Вильгельму вежливость и знание о нежности женщин заставили его склонить голову, когда они посмотрели в его сторону. Они тут же защебетали, словно ласточки, встретившиеся с котом, и поспешили в центр зала. Только женщина в желтом задержалась и остановила слугу. Даже с такого расстояния Вильгельм мог понять, что она говорит повелительным и властным тоном. Мужчина поклонился ей, отправился к кувшинам, которые стояли на буфете, налил вина и отнес его Вильгельму. Слуга явно нервничал и не хотел выполнять это поручение.

У Вильгельма так сильно дрожали руки, что ои едва ли мог держать в них кубок.

– Спасибо, – прохрипел он, затем каким-то образом все-таки поднес чашу к губам и выпил.

Вино оказалось немногим лучше, чем отрава, которую подавали при дворе Генриха, но для пересохшего горла Вильгельма было амброзией. Ему приходилось сдерживаться, чтобы не хлебать огромными глотками. Он посмотрел на женщину в желтом и поднял кубок, словно произносил в честь нее тост на официальном пиру. Она ответила ему, слегка склонив голову, и отвернулась.

– Моя госпожа спрашивает, не нужно ли вам чего-нибудь, – пробормотал слуга. Глаза у него бегали из стороны в сторону, и он то и дело бросал взгляд через плечо. Он явно боялся, что кто-то увидит его разговаривающим с Вильгельмом.